Может ли федерализм решить этнические проблемы в регионах?
- Вкладка 1
В политических и социальных науках более или менее общим местом является представление о том, что этничность возникла как продукт социального конструирования периода модерна. Что очень долго до этого государства не представляли, кто живет на их территориях и в каком количестве. Когда же начался период модерна, период стандартизации и рационализации, перед государствами возникла такая задача, и они стали различными способами описывать население — в категориях вероисповедания, языка, сословий.
Одним из продуктов этих описаний оказалась этничность. То есть до какого-то времени, допустим, в Российской империи население не описывали в терминах этничности, а после — начали. Это послужило толчком к появлению этнических идентичностей, которые потом уже стали жить своей собственной интересной жизнью. Так мы получили многоэтнические, многосоставные территории государства, и это является нормой в современном мире — очень мало государств, которые приближены к идеалам моноэтничного государства.
Тут возникает вопрос управления такой политической этничностью, управления национализмом и какими-то национальными сантиментами. Это довольно серьезная проблема, хотя, с другой стороны, не надо ее серьезность преувеличивать. Потому что если у нас многоэтничное общество, это совсем не означает, что сразу же возникает конфликт. Здесь можно привести аналогию с потоком дорожного движения. Если две-три машины разом оказались на одной улице, необязательно они сразу попадут в аварию. Так же и здесь. Тем не менее, для государства и для сообщества это проблема.
Стратегически, с точки зрения национального государства, ну или государства, которое мыслит себя в терминах национального государства, есть три стратегии.
Первая — ассимиляция. То есть проводить такую политику — она может быть более мягкой или более жесткой, — которая была бы нацелена на то, чтобы создать новую национальную идентичность. Классический пример — Франция. Мы знаем, там были гасконцы, провансальцы, бретонцы, эльзасцы, но теперь все — французы.
Второй вариант — автономия, интеграция. В этой ситуации мы имеем некоторые этнические группы, которые могут жить компактно или не очень, но мы признаем их право на автономию, и дальше у нас начинается разговор о федерализме, к которому мы еще вернемся.
Третий вариант — исключение. По каким-то причинам, часто внешнеполитическим, некоторые этнические группы воспринимаются как враждебные, и их существование противоречит идее целостности государства. Тогда принимается решение о том, чтобы с этими группами расстаться. Это может быть сецессия, это может быть насильственная либо ненасильственная депортация, это может быть изменение этнического состава, в крайних случаях это могут быть попытки геноцида. Но государства по ряду обстоятельств вынуждены прибегать к какой-либо из этих трех стратегий.
Несколько слов по поводу автономии и собственно федерализма. Большинство политологов, по крайней мере на уровне теорий, говорят, что федерализм — вещь хорошая. Но когда начинается обсуждение этнического федерализма как способа решения этнических конфликтов, мнения не то чтобы разделяются, но более популярной становится точка зрения, что этнический федерализм — это в целом плохо. Потому что он не решает тех проблем, для решения которых он создается. Он не решает проблему этнического раскола, в лучшем случае — только откладывает ее решение на потом.
В чем многие политологи видят здесь проблему? Первая проблема в том, что не создается, а вернее даже, возникают препятствия к созданию единой национальной идентичности. То есть у нас есть идентичность большинства — пусть в нашем случае это будут русские или в случае Испании испанцы — и идентичность меньшинства — допустим, каталонцы. У каталонцев есть своя территория, и они вкладывают очень много ресурсов в то, чтобы поддерживать свою идентичность. Мы знаем, что в мягкие годы правления Франко так и было. И что с этим делать — непонятно.
Те политические институты, которые создаются для того, чтобы эту проблему решать, как правило, заводят в тупик. Группы спорят друг с другом, требуют все больше и больше прав идентичности, прав автономий, прав экономических, политических, социальных, культурных. И рано или поздно дело идет к тому, чтобы поставить вопрос о сецессии, что может категорически не устраивать центр. И это является проблемой.
Если посмотреть на пример тех же США, по какому принципу организовывались новые штаты, там есть интересный момент. Территория могла быть названа штатом только после того, как большинство населения там составляли белые поселенцы. Если в большинстве там были мексиканцы или коренное население, то прав штата территория не получала. Еще один пример: после завершения военной фазы операции в Ираке встал вопрос, что с ним делать в смысле политического регулирования. И одно из предложений было: давайте сделаем там федерацию, пусть у нас будет, грубо говоря, штат суннитов, штат шиитов, штат курдов. Суть протеста в этой ситуации сводилась к тому, что ни к чему хорошему это не приведет — и мы видим, что политическое регулирование Ирака сегодня далеко от своего завершения.
Другой момент, который указывается в литературе, — эти новые идентичности, которые могут возникнуть в этнических штатах или этнических республиках, будут эксклюзивными. Они будут поддерживаться на местном уровне и будут способствовать дискриминации других меньшинств, которые живут на этой территории и являются как бы не титульными. То есть, условно говоря, если брать Россию, то мы бы предполагали, что якуты в Якутии будут дискриминировать не якутов только потому, что они будут считать, что это их анклав, их территория и она не подлежит никакому нормальному правовому регулированию.
Я бы сказал, что ко всем этим мнениям надо относиться критично. Недавно мы с коллегой проводили исследование по этнической дискриминации в российских крупных городах. Изучали четыре региона: Москва и Петербург, с одной стороны, и Татарстан и Башкортостан, с другой. Действовали методом полевого эксперимента. Рассылали тысячи идентичных резюме от фиктивных кандидатов, и эти резюме различались только именем и фамилией, которые символизировали этничность. А дальше смотрели, как будет реагировать работодатель на эти резюме в разных регионах.
К некоторому нашему удивлению, оказалось, что в случае Москвы и Петербурга этническая дискриминация наличествует — и группа, условно говоря, европейского происхождения получает от работодателей откликов и приглашений на интервью больше, а группы из Средней Азии, Кавказа и мусульманские группы — статистически значимо меньше. В случае же Уфы и Казани дискриминации, наоборот, нет — всех приглашают в равной степени. Причем дискриминации нет даже в том смысле, чтобы татары немножко дискриминировали русских и отдавали больше предпочтения мусульманам. Нет. Там, говоря языком статистики, доверительные интервалы пересекаются.
Какой довольно-таки важный вывод можно сделать из этого? Что этнический федерализм и вообще такое политическое управление этничностью — это не только вопрос разделения власти и разделения прав, это вопрос еще и того, как взаимодействуют этнические группы на низовом уровне. Образование, устройство на работу, решение каких-то бытовых вопросов, где, в общем-то, не очень важно, кто как голосует. Условно говоря, давайте предположим, что без выборов жить плохо, но как-то можно. А вот без шанса на получение хорошей работы, когда тебя дискриминируют, жить уже гораздо хуже.
И мне кажется, что в ряде случаев этнический федерализм решает эту проблему дискриминации меньшинств, которые проживают компактно на своих территориях. Что это и есть один из элементов межэтнической стабильности. Если мы будем экстраполировать эту практику на многие регионы и многие страны, то это одно из решений. Здесь институты могут давать те эффекты, о которых мы не догадываемся только потому, что мы смотрим на них с другой перспективой.
Фрагмент дискуссии «Этнический фактор в российских регионах: общество и элиты», организованной Фондом Егора Гайдара 31 января 2019 года в рамках Зимней дискуссионной школы GAIDPARK.