«Идентичность не задана раз и навсегда — это всегда конструируемый концепт»
- Вкладка 1
О механизмах идентичности людей и стран
Людям очень часто приходится отвечать и самим себе, и другим людям на вопрос «кто я?». Отвечать на него можно двумя способами — реляционным и категориальным. Используя реляционный способ, мы определяем себя через кого-то другого: я — сын Ивана (Иванов), чей-то ученик, чей-то муж/жена. Тем самым мы говорим людям о себе, соотнося себя с кем-то другим, кто им уже известен. Так в русском языке образовались фамилии: предполагалось, что отца знают. Такой способ говорить о себе приемлем в малых сообществах, например, в деревнях, но совершенно не годится для большого города и вообще для современных сообществ, где люди пересекаются с достаточно далекими от них людьми.
Другой способ понимать себя, презентировать людям и самому себе — категориальный. Через соотнесение себя с некоей категорией людей. Эта самоидентификация может быть национальной, конфессиональной, культурной, гендерной — какой угодно. Как правило, каждый человек выступает не в одной, а в множестве разных ипостасей. Механизм такой идентификации — это механизм связи разных индивидуумов друг с другом. Потому что идентичность определяет, кто для нас свой, а кто чужой, с кем мы разделяем общие ценности, интересы, социальные и психологические установки, а кто придерживается иных. Собственно, тема гайдаровской зимней школы связана с тем, как мы выстраиваем свою личную идентичность, как работают механизмы самоидентификации и какие сложности и проблемы возникают в связи с этим у отдельных людей.
Идентичность может становиться проблемой и для целых стран — иногда они запутываются, отвечая на вопрос, кто я и куда я движусь. Относительно недавно, 26 лет назад, закончил свое существование Советский Союз. В СССР велось целенаправленное воспитание идентичности, в которой коллектив главенствовал над личностью, интересы отдельных людей подчинялись целям и интересам коллектива. В СССР действовал механизм репрессий в отношении тех, кто отказывается ставить интересы коллектива выше своих собственных, и в отношении тех, чья идентичность считалась несоответствующей интересам коллектива. Распад этого общества оставил постсоветских людей с ненавистью к самому понятию коллектива, сообщества, с очень сильным стремлением добиваться своих личных целей вопреки и за счет целей и интересов больших сообществ. Все механизмы коллективной идентичности оказались сломаны. В 1990-е годы люди были вынуждены бороться за собственное существование, за выживание своих семей и т.д.
Общество атомизировалось, распалось на множество маленьких островков, занявших абсолютно эгоистическую позицию друг относительно друга. В последние пятнадцать лет мы видим некоторые попытки реставрации советской идентичности. При этом общество и массовое сознание в целом перестало понимать: кто мы, откуда и куда идем. Мы — Европа и придерживаемся европейских ценностей, институтов, моделей поведения, или у нас модель азиатского общества? Идентичность современного российского общества утратила отчетливые очертания. Отсюда неопределенность: какую экономику мы строим, как мы организуем социальное пространство и города, в которых мы живем?
Вопросы идентичности критически значимы для большой политики. Демократы в США проиграли последние выборы Трампу на том, что делали ставку на многообразие — все мы разные: гендерно, национально, конфессионально, ценностно и т.д. На подчеркивание этих различий направлен американский дискурс политкорректности. И тут пришел Трамп, которые «смял» все эти различия, все это многообразие идентичностей «малых групп» и начал обращаться к условному большинству — к белым мужчинам с относительно низким уровнем образования и традиционными ценностями. У этого условного большинства нет задачи поддерживать малые группы и обеспечивать им комфортные условия существования в социуме. И это большинство считало себя ущемленным той политикой идентичности, которая проводилась в Штатах в последние 20 и более лет. Оказалось, теперь это большинство может сказать свое слово. Политика национальной идентичности — вещь, с которой нельзя шутить, она имеет гигантское значение для социального и политического развития целых стран.
О программе школы
Программа школы будет состоять из нескольких тематических блоков. Будет отдельный блок про поколение Z — тех, кому сейчас от 15 до 25: чем это поколение отличается от старших товарищей по своим ценностям, установкам, социально-психологическим ориентациям, образу жизни. Будет блок, связанный с гендером. В последние годы у нас постепенно ослабевает традиционная патриархальная модель семьи, подразумевающая дискриминацию женщин. Это связано с переосмыслением всей концепции культуры как андроцентричной, считающей мужские признаки всеобщими, универсальными, наделенными некой символической властью. Будет отдельный блок про региональную идентичность: насколько мы разные, какие у нас региональные различия, как строится региональная идентичность — через локальные сообщества, через административные регионы или так называемые макрорегионы — Сибирь, Урал, Кавказ.
Как обычно, в первой половине дня у нас будут лекции, и в этот раз их будут читать лекторы из Европейского университета в Санкт-Петербурге и Санкт-Петербургского государственного университета. А во второй половине дня студенты под руководством кураторов — петербургских социологов, урбанистов, философов — будут готовиться к дебатам по основным темам школы и в них участвовать.
О собственной идентичности
Лет с тринадцати я был антисоветчиком: после школы ловил «вражеские голоса», которых тогда было четыре: «Голос Америки», радио «Свобода», BBC и «Немецкая волна». После смерти Брежнева основную информацию я получал из этих источников, читал запрещенные книжки, которые передавались из рук в руки, размноженные на ксероксе. Распад СССР стал для меня безумно радостным событием — я погрузился в стихию свободы и жизнь неформальных сообществ художников, музыкантов, филологов. Дружил с людьми, жившими в сквотах, в частности, в булгаковском доме на Патриарших. Это был близкий к хипповскому образ жизни. Во второй половине 90-х жизнь стала более упорядоченной и буржуазной. Мне потребовалось лет пять, чтобы выбраться из бурлящего сообщества творческих людей, которые не знали никаких правил и в культуре, и в поведении, и в своих художественных жизненных акциях, и войти в более стабильное состояние. Понять, кто я в профессиональном плане, чем я хочу заниматься.
Сейчас я бы, наверное, идентифицировал себя как человека, которому безумно интересно изучать, что сделали ученые в различных социальных науках — экономике, социологии, политологии, в изучении ценностей и т.д. С одной стороны, эти исследователи занимаются вечными вещами. А с другой — в процессе изучения они частенько открывают такие закономерности, знание которых может помочь обществам более грамотно организовать себя. Исследования в области социальных наук носят не только теоретический характер — очень часто они помогают обществам измениться. Мне очень интересно находить такие вещи в исследованиях и открывать их для большого количества людей, не являющихся специалистами в данной области. То есть заниматься просвещением.
Идентичность — такая штука, которая не задана раз и навсегда. Она не натуральна и не естественна, это — всегда конструируемый концепт. Она меняется во времени: одни и те же идентичности в разные времена и в разных обществах наполнены совершенно разным смыслом. Идентичность не предзадана — она каждый раз выбирается и конструируется нами для себя заново. И я надеюсь, что это школа поможет ее участникам понять что-то новое и про свою личную идентичность, и про то, какими механизмами определяются движения целых обществ.